Евгения Фомина
22 дек 2020
Уже прошло больше недели, но эмоции не утихают. Мне посчастливилось увидеть премьеру «Дяди Вани» в Московском Губернском театре!
Сергей Безруков представил свой взгляд на знаменитое чеховское произведение о поисках смысла жизни, глобальных проблемах человечества и беззащитности конкретного человека в окружающем его мире.
Этот спектакль одновременно изысканный и символичный и при этом очень витальный, насыщенный землёй, растениями, плодами, звуками природы… Но это не заземление театра в быт, а наоборот, какая-то особенная корневая правда жизни.
По краям сцены расставлены ящики с настоящей рассадой овощей и цветов, растут большие кусты роз, лежат огурцы с «громадными, глупыми» усами.
Вверху, слева над горой многотомных изданий А.В. Серебрякова — его большой парадный портрет, а справа (гораздо меньшего размера) — образ, вернее оклад без иконы, под ним – маленький фотопортрет женщины – покойной первой жены Серебрякова и любимой сестры дяди Вани.
Скрывая пространство сцены, посередине весит большая светлая занавесь – в неё, как в кокон будет пытаться спрятаться Елена Андреевна, своей свадебной фатой её будет представлять Соня, а доктор Астров будет заворачивается в неё как в тогу…
Художники-постановщики Сергей Безруков и Анна Матисон создали на сцене — огромные качели в виде деревянной ладьи. Многозначный символический и аллегорический образ. Что это? Материнская колыбель, дарящая безусловную любовь и защищённость? Маятник-хронометр, отсчитывающий неумолимый бег времени или же наоборот, напоминающий о вечности мироздания и бренности всего земного? Лодка как символ спасения, переплавления из одного мира в другой, символ жизненного пути? Как символ духовного восхождения и будущего возрождения?
Для каждого зрителя будет свой ответ на эти вопросы, и каждого из героев этого спектакля он увидит и оценит по-своему.
Для меня Войницкий в исполнении Сергея Безрукова это человек света, потому что любовь к Елене Андреевне освещает его изнутри. Даже раздражённый, опустошённый, страдающий он полон этого животворящего света, который потом, вспыхнув яростным ослепляющим огнём, погаснет безвозвратно…
В одной из сцен Войницкий воспринимает слова матери, назвавшей его «светлой личностью» как ядовитую остроту, но ведь он действительно светлая личность – добрый, великодушный, порядочный, благородный человек. Упоминание о свете и противопоставляемой ему тьме возникнет ещё не раз, в том числе и от самогО Войницкого: «чувство моё гибнет даром, как луч солнца, попавший в яму, и сам я гибну», «двадцать пять лет я… как крот сидел в четырёх стенах». Сын высокопоставленного чиновника, тайного советника, образованный, умный человек с тонким художественным вкусом (в спектакле он увлечен фотоискусством (кстати слово «фотография» в переводе с греческого означает «светопись», выбирающий галстуки в тон костюму, ради карьеры и процветания «семейного идола» — профессора Серебрякова он вынужден был торговать на базаре мукой, постным маслом и горохом, переписывать профессорские бумаги и переводить для него книги…
Единственным счастьем в своей беспросветной жизни, её смыслом для Ивана Петровича становится любовь к молодой жене профессора. Эта любовь не находит отклика в сердце прекрасной Елены Андреевны, а наоборот, докучает ей и утомляет её. Дядя Ваня же, внушивший себе, что для него достаточно вежливой снисходительности Елены Андреевны, пытается быть счастливым в своей невзаимной любви. Он создаёт фотопортреты Елены Андреевны и живёт ими. Его увлечение фотографией – это возможность быть рядом с любимой женщиной, говорить с ней, касаться её. Его портреты – это то, как он видит Елену; на них она – обольстительная и ослепительная женщина-»роскошь», женщина -совершенство.
Войницкий ухаживает за Еленой Андреевной, ухаживает красиво, но не может позволить себе переступить известные границы. Очень тонкая и пронзительная сцена, когда он раскачивает её на качелях. Здесь качание, сопровождаемое вскриками Елены Андреевны, воспринимается, с одной стороны, как допустимая невинная забава, а с другой – как сублимация для Войницкого определённого действа.
Одна из самых сильных сцен в спектакле, с невероятным накалом драматизма и чувственности, когда Войницкий не может совладать с собой и с переполняющими и разрывающими его чувствами к Елене Андреевне. И тогда фотопортрет в его руках превращается в любимую женщину. А потрясённый зритель видит, сколько же в Войницком нерастраченной любви, страсти и нежности.
Следует отметить что весь спектакль буквально пронизан, напитан прекрасной музыкой как вокальной, так и инструментальной. Звучит голос великого Фёдора Ивановича Шаляпина, музыка Петра Ильича Чайковского, русские народные напевы, произведения Андрея Виноградова и его уникальной колёсной лиры (hurdy-gurdy)… А во время описанной выше сцены Стинг поёт небесное «Gabriels message»…
Доктор Астров в исполнении Антона Хабарова – это скрытая за внешней сдержанностью мощная стихия. Душа доктора эмоционально истощилась, выгорела от наблюдаемых тягот и страданий, в ней не осталось ни сочувствия людским бедам, ни сопереживания, ни любви.
При этом под маской циника и пошляка Астров скрывает сильный душевный надлом. Очень показательна сцена, в которой доктор рассказывает старой няньке о стрелочнике, умершем у него на операционном столе. Благодаря световому эффекту, тени от нервно сжимаемых доктором пальцев превращаются в руки, которые, как воспоминания об этом трагическом случае, душат его, сжимая горло.
Астрова заботит лес, ему посвящает он своё свободное время. И если дядя Ваня в своих ухаживаниях за Еленой Андреевной не может перейти черту, сдерживаемый законами нравственности, то много говорящий и пекущийся о природе Астров и сам живёт по её законам. А по праву сильного вожделенную добычу надо взять…
При этом Астрова в спектакле совершенно точно нельзя назвать подлецом, отрицательным персонажем. Мятущийся между черной и белой половинами своей души доктор очень интересный и противоречивый герой.
Казалось бы, Дядя Ваня и доктор Астров, являются антиподами в личностном плане, по отношению к Елене Андреевне (здесь даже соперниками), по отношению к людям в целом, но они при этом находятся в хороших человеческих отношениях, понимают и уважают друг друга. Несмотря на то, что у каждого свои собственные «миражи», их роднит неудовлетворённость жизнью.
Елена Андреевна в исполнении Карины Андоленко — это образ красоты, молодости и чистоты, запертых в чуждом им мире, это осознанный отказ от мечты, невозможность изменить установленный порядок жизни.
Любящий Елену Андреевну дядя Ваня чувствует томление её души и тела: «В ваших жилах течёт русалочья кровь, будьте же русалкой! Дайте себе волю хоть раз в жизни, влюбитесь поскорее в какого-нибудь водяного…»
Русалочий образ Елены Андреевны создают распущенные светлые волосы, струящаяся ткань длинной голубой юбки (а позже ультрамариновое облегающее платье), раскачивание на ветвях-качелях…
Жизнь Елены Андреевны подчинена её старому мужу, она могла бы стать талантливой пианисткой, но положила свой дар на алтарь семейной жизни. Любви к мужу уже нет, но молодая женщина хранит ему верность, следуя нравственным принципам и божьим законам.
В какой-то момент она осознаёт влечение к ней Астрова и чувствует, что не имеет сил сопротивляться его страстному напору. Волнующе красива сцена свидания Елены Андреевны с Астровым. И качели, ранее словно возносившие её на пьедестал, теперь становятся символом её грехопадения. Потрясённый дядя Ваня раздавлен увиденным. А поддавшаяся губительному желанию Елена Андреевна осознаёт весь ужас произошедшего.
Очень интересен в спектакле образ профессора Серебрякова, которого играет Григорий Фирсов. Отправленный в отставку, он лишился высокого общественного положения, привычного образа жизни и окружения. Среди виденных мной кино- и театральных профессоров Серебряковых были напыщенные «павлины», комические эксцентрики, прекраснодушные учёные мужи, от которых очень неожиданно потом было слышать злое: «Ничтожество!», брошенное в лицо дяде Ване… И впервые именно в этом спектакле, прозвучало, а что же чувствует и испытывает человек, которого помимо физических, телесных страданий больно ранит понимание того, что он давно нелюбим и стал обузой своей молодой жене, а вместо почитания и восхваления он слышит чудовищные по его мнению обвинения в свой адрес.
Дочь Серебрякова – Соню в спектакле играет Диана Егорова. Мне кажется, что Соня это во многом — женский «вариант» дяди Вани. Молодая барышня, девушка на выданье, поставив крест на своей собственной жизни, вынуждена ради блага семьи стать по сути экономкой. Она занимается хозяйством, покосами, реализацией собранного урожая… Она, как и дядя Ваня, добровольно принесла себя в жертву чужому (пусть и своего отца) благополучию и успеху. Но она не чувствует себя жертвой. У неё сильный характер, она не поддаётся унынию, она не позволяет себя жалеть. В спектакле у неё слегка забинтована рука, значит она поранилась где-то, но привычно продолжает работать и не ждёт сочувствия. Соня привыкла всё контролировать, с дядей Ваней она часто ведёт себя по-матерински, то делая замечания, а то успокаивая и утешая его… И только раз за всё действие Соня сама превращается в маленькую испуганную девочку в смятении ищущую защиты у бабушки и няни и бросаясь к отцу со словами: «Надо быть милосердным, папа!»… Шесть лет Соня безответно любит доктора Астрова, страдает, но даже понимая в итоге, что не обретёт с ним семейного счастья, не разрешает себе пасть духом. Она ласково утешает сломленного дядю Ваню, пытаясь подарить ему надежду…
В спектакле очень необычный Илья Ильич Телегин, «Вафля», которого играет Михаил Шилов. Трагизм образа Телегина, которого никто не слушает, которого жена бросила на следующий день после свадьбы, и которого, по большому счёту, все, а не только лавочник, считают «приживалом», усилен его заиканием. Теперь он «неслышим» вдвойне, потому что мало кто дослушает сумбурные речи взволнованного заикающегося человека. Поэтому чтобы хоть в какой-то мере донести свои чувства и мысли окружающим, он пропевает их, аккомпанируя себе на колёсной лире. Этот редкий музыкальный инструмент был специально изготовлен для спектакля, и Михаил научился на нём играть.
Роль матери Войницкого исполняет Елена Цагина. В разных постановках пьесы режиссёры часто стремились как-то искусственно «оживить» этот образ, представляя на суд зрителей различного рода экзальтированных пожилых дам или церемонных старушек в буклях, тянущих с прононсом: «Жа-а-ан, не противоречь Алекса-а-а-андру». В спектакле Сергея Безрукова Мария Васильевна Войницкая предстаёт элегантной дамой в чёрном платье с аккуратной причёской из коротких седых волос, украшенных небольшим чёрным бантом. Она держится с достоинством и на все иронично-раздражённые выпады сына старается реагировать спокойно. Чувствуется, что своей принципиальностью Иван Петрович пошёл в мать. И несмотря на идейные противоречия, постоянные препирательства, он любит её. Это становится явственно видно, когда в своей негодующей ярости в адрес Серебрякова на словах «Двадцать пять лет я вот с этою матерью, как крот, сидел в четырех стенах…» Войницкий обнимает и целует мать в голову.
Няньку сыграла Ольга Смирнова. Старая няня находит ласковое, доброе, мудрое слово для всех, она успокаивает и мирит всех домочадцев, и ко всем в доме относится как к своим детям. Именно про неё Астров говорит Соне: «Давно уже никого не люблю. Некоторую нежность я чувствую только к вашей няньке…». Весь спектакль она вяжет тёплый шарф, который в конце заботливо повязывает на шею Астрову…
В отзыве я не преследовала цель рассказать обо всём, что в этом спектакле поразило, вызвало восторг, от чего трепетало и болело сердце и текли слёзы. Потому что всё таинство происходящего на сцене невозможно передать на бумаге. «Дядя Ваня» Сергея Безрукова проникает в душу, становится частью тебя, потому что погружаясь в его уникальный, завораживающий мир и сострадая героям, ты оплакиваешь себя и свои упущенные возможности, несбывшиеся мечты и несостоявшееся счастье.
В финале потерявший любовь и смысл жизни дядя Ваня находит спрятанный пистолет и садится за вёсла в ладью….
Каждый из зрителей волен определить для себя сам, что означает и куда направлен этот путь….
Лично я не могу заставить себя думать о том, что Войницкий повторит роковой шаг Треплева. И мне очень хочется верить в будущее счастье дяди Вани!
И дарит эту веру как бы «закольцовывающий» начало и конец спектакля незабываемый танец дяди Вани под виноградовский «Reverse Dance».
От всей души я поздравляю Сергея Витальевича и Московский Губернский театр с триумфальной премьерой спектакля «Дядя Ваня»! Спасибо Сергею Безрукову за эту гениальную работу!
Мои благодарные и восхищённые поздравления всем, кто участвовал в создании этой выдающийся постановки, всем прекраснейшим актёрам, прожившим жизнь своих героев, всем, благодаря кому этот невероятный спектакль появился на свет в такое тяжёлое время.