пушкинская карта
Касса: +7(939) 846-50-03, +7(495) 378-65-75
ПН-ВС 11:00-20:00 без перерыва и выходных
Пресса
Московского
губернского
театра
губернского
театра
АНТОН ХАБАРОВ: «НЕ ЛЮБЛЮ ДИПЛОМАТИЮ В НАШЕЙ ПРОФЕССИИ»
22 мая 2021
ФОТО: ЯНА ОВЧИННИКОВА
Театрал
Художественный руководитель Губернского театра Сергей Безруков говорит, что идеальной творческой формулой для артиста психологического театра всегда являлось так называемое «расширение амплуа», то есть развитие творческого диапазона. Опираясь на этот принцип, он в своем премьерном спектакле «Дядя Ваня» и назначил на роль Астрова актера Антона Хабарова. Поэтому наш первый вопрос…
– Антон, что вы для себя почерпнули в работе над «Дядей Ваней»?
– Я работал, как и всегда, методом проб и ошибок: читал письма Чехова, искал литературные аналоги Астрова. Посмотрел едва ли не все театральные постановки и фильмы по «Дяде Ване», которые есть на планете Земля, нашел даже с Энтони Хопкинсом. Он великолепный артист, но, к сожалению, это клюква с режиссерской точки зрения, стереотипы про Россию. Больше всех в роли доктора Астрова мне понравился Олег Борисов. Я нашел отрывки записи с ним и много общался с людьми, которые видели его на сцене МХАТа. Сцену безумно пьяного Астрова отметила критика. Для меня очень ценно, что в ней есть что-то новое в прочтении. Да и в целом я убежден в том, что чем дальше от артиста роль, тем она ему лучше удается, поскольку приходится тянуться к тому характеру и образу, которым не соответствуешь.
Мне любая роль дается тяжело, не могу сказать, что я вышел и сыграл. У меня никогда так не получается. Мне кажется, у меня такой тотальный страх провала, поэтому я сильно углубляюсь в роль и копаю. К примеру, долгое время я общался со своим другом хирургом Тагиром Якубовым. Есть такой стереотип, будто врачи не особо мучаются, когда теряют пациентов: настолько они привыкли смотреть в лицо смерти. Это неправда. В вашем журнале можно рассуждать о профессии, это очень ценно для меня. Так вот, самая сложная для исполнения и решения сцена у Астрова – это пьяная сцена. Все артисты, которых я видел в роли врача Астрова, играли кураж, легкую весёлость, русские люди так не пьют. Тем более, Астров сам говорит: «Я напиваюсь ТАК раз в месяц!» Очевидно, что это запой, в котором топится вся боль и отчаяние. Я сейчас читаю книгу Федора Шаляпина «Маска и душа». Кстати, Станиславский решил повторить тот же биографический эффект и написал книгу «Моя жизнь в искусстве», эти книги очень похожи, но Шаляпин издан раньше. Он пишет, что 20-го числа, в день зарплаты, юристы, художники, врачи, которые жили с ним в одном квартале, напивались и превращались просто в свиней – такой был разительный контраст. Вот и мы старались выстоять на контрастах: сначала зритель видит Астрова благородным человеком в белом костюме. И вдруг он предстает таким пьяным, что думаешь: «Да это же какой-то другой спектакль!» Этим нашим открытием я дорожу.
– Вы говорите, что публика эмоционально реагирует на «пьяную сцену». Но о каких эмоциях может идти речь, когда в зале 50% зрителей?
– Да, но и этого достаточно, чтобы почувствовать ту отдачу, которая не всегда бывает при полном зрительном зале. У Някрошюса как-то спросили, зачем он ставит восьмичасовые спектакли, кто на них будет ходить? Он ответил, что только те, кому это действительно необходимо. И сейчас именно так.
– Премьеру «Дяди Вани» можно было увидеть онлайн. Как вы относитесь к театру в онлайн-режиме? Каково актеру не чувствовать зрителя?
– Это как свидание по скайпу – ни о чем, просто какое-то впечатление, это двадцатая копия спектакля. Ты же ничего не чувствуешь, не происходит обмена энергией, просто играешь в пустоту. А театр – живое искусство. Спектакль играется здесь и сейчас. Это, если хотите, магия!
– В связи с пандемией пробы в кино проводят онлайн либо же просят записывать самопробы. Некоторые актеры негодуют по этому поводу. Как вы относитесь к таким кинопробам?
– Я негодую не как артист, я могу записать самопробы. Но если бы я был режиссером, то повесился бы, потому что самопробы похожи на гениальное пение в ду?ше. Там тебе кажется, что ты поешь, как Карузо. Но что такое работа на площадке? Это работа в условиях стресса, часто с большими выработками, в конце концов, с партнером, коллеги поймут. Дома, в комфорте, как и на самопробах, ты гениальный артист. Чаще всего, когда этот артист приходит на площадку и ему вдруг кто-то портит настроение, – все, он уже ничего не может сыграть. Психика ведь у всех разная. Самопробы я воспринимаю как «ожившую» фотографию в «Гарри Поттере», не более того.
– Своим любимым советским актером вы называете Олега Борисова. Почему именно он?
– Я у него научился подходу к профессии, фундаментальному разбору роли. Как артист, технически он был удивительно оснащен. Он и педагог великолепный, потому что те книги, которые я читал, просто кладезь. У него разные роли, например, его фильм «Крах инженера Гарина» – работа уровня Де Ниро, это голливудское кино. Кстати, Де Ниро разыскивал Олега Ивановича на Каннском фестивале, где фильм Борисова «Единственный свидетель» получил награду. Так вот, я вам скажу, это не самый лучший фильм Борисова. Если б Де Ниро увидел другие его фильмы – «За двумя зайцами», «Остановился поезд», он бы вообще, мне кажется, сошел с ума и ушел бы из профессии. Я шучу, конечно! Де Ниро – один из моих любимых артистов.
– Вы много снимаетесь в кино. Какие у вас впечатления от российского кинематографа?
– Советское кино, которое было великим, ушло безвозвратно. Российский кинематограф сейчас переживает не самый лучший период, но потихоньку возрождается. Невозможно читать сценарии, которые предлагают. Я после первой страницы уже понимаю, буду работать в проекте или нет. Из последнего, что я вычитал в сценарии: «Закуска на столе встревожена», «Андрей делает Маше смазь по лицу». Шедевр, правда? Подобных ремарок у меня накопилось уже очень много! Я очень люблю смотреть комедийное ток-шоу Грэма Нортона, где на одном диване зачастую сидят гости со всего мира. Америка и Голливуд – многонациональные, там огромный рынок артистов, большая конкуренция! В нашей стране в актерской среде нет конкуренции в принципе, у нас очень закрытое сообщество, никого не пускают. Если бы в Голливуде не было конкуренции, наши артисты там давно снимались бы. Пока снимается только Юра Колокольников, который без акцента говорит по-английски. А мы говорим, как Шварценеггер в «Красной жаре».
– Видела, как вы в инстаграм изображали Фредди Меркьюри. Может, готовитесь исполнить роль фронтмена «Queen»?
– Нет, конечно, это просто шутка. У Рами Малека был год, чтобы подготовиться к роли Фредди Меркьюри. Если такой проект запустится у нас, то главного героя найдут за неделю до съемок. Да и примет ли наша публика такой фильм, сложно сказать однозначно.
– Вы себя называете пропагандистом театра, говорите, что театр – лучшее, что есть. Помните, на каком спектакле вы впервые побывали и какие у вас были впечатления?
– Моя мама, когда была мной беременная, все время ходила в театр. Я часто ездил с бабушкой на кукольные спектакли в Театр Образцова. А так, первые сильные впечатления были у меня от «Таганки», куда я много ездил, в том числе и со школой. По правде говоря, школьникам неинтересно в театре, они приходят туда часто не по своей воле. Чтобы взять их внимание, нужно очень много сил! На моей памяти это получалось только у Алексея Верткова. Как-то мы пришли на спектакль в ГИТИС, в зале сидели школьники и дурачились. И только когда на сцену выходил Вертков, они обращали внимание на происходящее на сцене.
– Константин Райкин как-то сказал, что больше всего не любит кашель в зрительном зале. По его мнению, это признак того, что зрителю скучно. По каким признакам вы определяете зрительскую скуку?
– Так же, по кашлю, и еще по светящимся телефонам – зритель смотрит, сколько времени осталось до конца спектакля. Когда у меня случились первые аплодисменты на большой сцене в «Современнике» на спектакле «Дама с камелиями», у меня было ощущение, что меня облили ледяной водой. Я даже не понял, что произошло, кому аплодируют. Но так как на сцене я был один, понял, что это мне аплодируют в середине спектакля. Энергия зала очень чувствуется.
– Ваш педагог Александр Коршунов говорил: если ты посмотрел плохой спектакль, и режиссер спрашивает, как тебе постановка, отвечай: «Не ожидал!» Часто ли вам приходилось видеть неудачные постановки?
– Я не люблю дипломатию в нашей профессии, это самое сложное. Я видел много плохих спектаклей. Конечно, мне приходится иногда лавировать, не обижать людей, это отвратительное чувство. Это понимает каждый артист, который видел плохой спектакль своего коллеги и не знает, что сказать. Я сразу понимаю, что спектакль плохой: он меня не заражает, я не сопереживаю.
– Вы увлекаетесь научной литературой. В связи с этим вопрос: верите ли вы в театральные приметы?
– Еще в самом начале актерской профессии я мог бы сесть на сценарий. Я видел артистов, которые сидели на тексте, а потом играли премьеру, и я думал: «Может, ты не так сел, это тебе вообще не помогло»! Это какая-то клиника. Актерская профессия – это профессия здоровых людей, потому что невозможно скакать в своей психике, если ты будешь нездоровым, у тебя не получится. Это стереотип, что художник должен быть голодным, нищим, без уха и так далее, совсем не обязательно. Об этом очень хорошо говорят Нолан, Тициан.
– Вы сказали, после 40 лет актера ждут самые хорошие роли в театре…
– Да, самые лучшие мужские роли написаны именно на этот возраст, а на сегодняшний день роль Астрова – моя любимая роль. Она лучше, чем влюбленный юноша Арман Дюваль в «Даме с камелиями».
ЕКАТЕРИНА СИВЦОВА
Материал на сайте издания– Антон, что вы для себя почерпнули в работе над «Дядей Ваней»?
– Я работал, как и всегда, методом проб и ошибок: читал письма Чехова, искал литературные аналоги Астрова. Посмотрел едва ли не все театральные постановки и фильмы по «Дяде Ване», которые есть на планете Земля, нашел даже с Энтони Хопкинсом. Он великолепный артист, но, к сожалению, это клюква с режиссерской точки зрения, стереотипы про Россию. Больше всех в роли доктора Астрова мне понравился Олег Борисов. Я нашел отрывки записи с ним и много общался с людьми, которые видели его на сцене МХАТа. Сцену безумно пьяного Астрова отметила критика. Для меня очень ценно, что в ней есть что-то новое в прочтении. Да и в целом я убежден в том, что чем дальше от артиста роль, тем она ему лучше удается, поскольку приходится тянуться к тому характеру и образу, которым не соответствуешь.
Мне любая роль дается тяжело, не могу сказать, что я вышел и сыграл. У меня никогда так не получается. Мне кажется, у меня такой тотальный страх провала, поэтому я сильно углубляюсь в роль и копаю. К примеру, долгое время я общался со своим другом хирургом Тагиром Якубовым. Есть такой стереотип, будто врачи не особо мучаются, когда теряют пациентов: настолько они привыкли смотреть в лицо смерти. Это неправда. В вашем журнале можно рассуждать о профессии, это очень ценно для меня. Так вот, самая сложная для исполнения и решения сцена у Астрова – это пьяная сцена. Все артисты, которых я видел в роли врача Астрова, играли кураж, легкую весёлость, русские люди так не пьют. Тем более, Астров сам говорит: «Я напиваюсь ТАК раз в месяц!» Очевидно, что это запой, в котором топится вся боль и отчаяние. Я сейчас читаю книгу Федора Шаляпина «Маска и душа». Кстати, Станиславский решил повторить тот же биографический эффект и написал книгу «Моя жизнь в искусстве», эти книги очень похожи, но Шаляпин издан раньше. Он пишет, что 20-го числа, в день зарплаты, юристы, художники, врачи, которые жили с ним в одном квартале, напивались и превращались просто в свиней – такой был разительный контраст. Вот и мы старались выстоять на контрастах: сначала зритель видит Астрова благородным человеком в белом костюме. И вдруг он предстает таким пьяным, что думаешь: «Да это же какой-то другой спектакль!» Этим нашим открытием я дорожу.
– Вы говорите, что публика эмоционально реагирует на «пьяную сцену». Но о каких эмоциях может идти речь, когда в зале 50% зрителей?
– Да, но и этого достаточно, чтобы почувствовать ту отдачу, которая не всегда бывает при полном зрительном зале. У Някрошюса как-то спросили, зачем он ставит восьмичасовые спектакли, кто на них будет ходить? Он ответил, что только те, кому это действительно необходимо. И сейчас именно так.
– Премьеру «Дяди Вани» можно было увидеть онлайн. Как вы относитесь к театру в онлайн-режиме? Каково актеру не чувствовать зрителя?
– Это как свидание по скайпу – ни о чем, просто какое-то впечатление, это двадцатая копия спектакля. Ты же ничего не чувствуешь, не происходит обмена энергией, просто играешь в пустоту. А театр – живое искусство. Спектакль играется здесь и сейчас. Это, если хотите, магия!
– В связи с пандемией пробы в кино проводят онлайн либо же просят записывать самопробы. Некоторые актеры негодуют по этому поводу. Как вы относитесь к таким кинопробам?
– Я негодую не как артист, я могу записать самопробы. Но если бы я был режиссером, то повесился бы, потому что самопробы похожи на гениальное пение в ду?ше. Там тебе кажется, что ты поешь, как Карузо. Но что такое работа на площадке? Это работа в условиях стресса, часто с большими выработками, в конце концов, с партнером, коллеги поймут. Дома, в комфорте, как и на самопробах, ты гениальный артист. Чаще всего, когда этот артист приходит на площадку и ему вдруг кто-то портит настроение, – все, он уже ничего не может сыграть. Психика ведь у всех разная. Самопробы я воспринимаю как «ожившую» фотографию в «Гарри Поттере», не более того.
– Своим любимым советским актером вы называете Олега Борисова. Почему именно он?
– Я у него научился подходу к профессии, фундаментальному разбору роли. Как артист, технически он был удивительно оснащен. Он и педагог великолепный, потому что те книги, которые я читал, просто кладезь. У него разные роли, например, его фильм «Крах инженера Гарина» – работа уровня Де Ниро, это голливудское кино. Кстати, Де Ниро разыскивал Олега Ивановича на Каннском фестивале, где фильм Борисова «Единственный свидетель» получил награду. Так вот, я вам скажу, это не самый лучший фильм Борисова. Если б Де Ниро увидел другие его фильмы – «За двумя зайцами», «Остановился поезд», он бы вообще, мне кажется, сошел с ума и ушел бы из профессии. Я шучу, конечно! Де Ниро – один из моих любимых артистов.
– Вы много снимаетесь в кино. Какие у вас впечатления от российского кинематографа?
– Советское кино, которое было великим, ушло безвозвратно. Российский кинематограф сейчас переживает не самый лучший период, но потихоньку возрождается. Невозможно читать сценарии, которые предлагают. Я после первой страницы уже понимаю, буду работать в проекте или нет. Из последнего, что я вычитал в сценарии: «Закуска на столе встревожена», «Андрей делает Маше смазь по лицу». Шедевр, правда? Подобных ремарок у меня накопилось уже очень много! Я очень люблю смотреть комедийное ток-шоу Грэма Нортона, где на одном диване зачастую сидят гости со всего мира. Америка и Голливуд – многонациональные, там огромный рынок артистов, большая конкуренция! В нашей стране в актерской среде нет конкуренции в принципе, у нас очень закрытое сообщество, никого не пускают. Если бы в Голливуде не было конкуренции, наши артисты там давно снимались бы. Пока снимается только Юра Колокольников, который без акцента говорит по-английски. А мы говорим, как Шварценеггер в «Красной жаре».
– Видела, как вы в инстаграм изображали Фредди Меркьюри. Может, готовитесь исполнить роль фронтмена «Queen»?
– Нет, конечно, это просто шутка. У Рами Малека был год, чтобы подготовиться к роли Фредди Меркьюри. Если такой проект запустится у нас, то главного героя найдут за неделю до съемок. Да и примет ли наша публика такой фильм, сложно сказать однозначно.
– Вы себя называете пропагандистом театра, говорите, что театр – лучшее, что есть. Помните, на каком спектакле вы впервые побывали и какие у вас были впечатления?
– Моя мама, когда была мной беременная, все время ходила в театр. Я часто ездил с бабушкой на кукольные спектакли в Театр Образцова. А так, первые сильные впечатления были у меня от «Таганки», куда я много ездил, в том числе и со школой. По правде говоря, школьникам неинтересно в театре, они приходят туда часто не по своей воле. Чтобы взять их внимание, нужно очень много сил! На моей памяти это получалось только у Алексея Верткова. Как-то мы пришли на спектакль в ГИТИС, в зале сидели школьники и дурачились. И только когда на сцену выходил Вертков, они обращали внимание на происходящее на сцене.
– Константин Райкин как-то сказал, что больше всего не любит кашель в зрительном зале. По его мнению, это признак того, что зрителю скучно. По каким признакам вы определяете зрительскую скуку?
– Так же, по кашлю, и еще по светящимся телефонам – зритель смотрит, сколько времени осталось до конца спектакля. Когда у меня случились первые аплодисменты на большой сцене в «Современнике» на спектакле «Дама с камелиями», у меня было ощущение, что меня облили ледяной водой. Я даже не понял, что произошло, кому аплодируют. Но так как на сцене я был один, понял, что это мне аплодируют в середине спектакля. Энергия зала очень чувствуется.
– Ваш педагог Александр Коршунов говорил: если ты посмотрел плохой спектакль, и режиссер спрашивает, как тебе постановка, отвечай: «Не ожидал!» Часто ли вам приходилось видеть неудачные постановки?
– Я не люблю дипломатию в нашей профессии, это самое сложное. Я видел много плохих спектаклей. Конечно, мне приходится иногда лавировать, не обижать людей, это отвратительное чувство. Это понимает каждый артист, который видел плохой спектакль своего коллеги и не знает, что сказать. Я сразу понимаю, что спектакль плохой: он меня не заражает, я не сопереживаю.
– Вы увлекаетесь научной литературой. В связи с этим вопрос: верите ли вы в театральные приметы?
– Еще в самом начале актерской профессии я мог бы сесть на сценарий. Я видел артистов, которые сидели на тексте, а потом играли премьеру, и я думал: «Может, ты не так сел, это тебе вообще не помогло»! Это какая-то клиника. Актерская профессия – это профессия здоровых людей, потому что невозможно скакать в своей психике, если ты будешь нездоровым, у тебя не получится. Это стереотип, что художник должен быть голодным, нищим, без уха и так далее, совсем не обязательно. Об этом очень хорошо говорят Нолан, Тициан.
– Вы сказали, после 40 лет актера ждут самые хорошие роли в театре…
– Да, самые лучшие мужские роли написаны именно на этот возраст, а на сегодняшний день роль Астрова – моя любимая роль. Она лучше, чем влюбленный юноша Арман Дюваль в «Даме с камелиями».
ЕКАТЕРИНА СИВЦОВА
Ближайшие
постановки в МГТ:
постановки в МГТ:
12+
Территория музыки
Концертная программа
2 часа с антрактом
2 часа с антрактом
Подробнее
12+
Нашла коса на камень
Комедия
3 ч 30 мин, один антракт
3 ч 30 мин, один антракт
Подробнее
6+
Нереальная бабушка
Фантастическая сказка
45 минут
45 минут
Подробнее
6+
Корова
Драма на железнодорожном перевале
50 минут
50 минут
Подробнее
12+
Проводы белых ночей
Вокально-инструментальная история
2 часа с антрактом
2 часа с антрактом
Подробнее
Последние статьи
Для вашего удобства мы используем cookie-файлы
Назад
Сегодня в театре