КАРИНА АНДОЛЕНКО: «МНЕ НУЖНО ХОТЬ НЕМНОГО ВЕРИТЬ, ЧТО Я МЕНЯЮ ЭТОТ МИР»

В фильмографии Карины Андоленко более 60 работ в самых разных жанрах, в театре – сценические воплощения главных героинь Чехова, Островского, Ростана, на телевидении – новые социальные проекты. 16 декабря актриса примерит на себя еще одну роль – дебютирует в качестве ведущей премии «Звезда Театрала». В преддверии церемонии поговорили об особенностях актерской профессии, о юношеском максимализме и вдохновении жизнью.

– Карина, на церемонии награждения «Звезда Театрала»-2024 вы стали ведущей. Привычна ли для вас эта роль? Как проходила подготовка?

– Для меня подобная роль – это вызов, новый опыт. Я этому всегда очень рада. Раньше меня приглашали вести мероприятия в Совете Федерации, например, но именно эта церемония, на мой взгляд, станет особым мероприятием. Ведь это работа для коллег! Так что, можно сказать, у меня дебют.

– А что «Звезда Театрала» предоставляет для вас? Возможность почувствовать любовь зрителей или увидеть коллег?

– Да, очень хочется пообщаться с коллегами и посмотреть на все это изнутри. Вообще, я очень люблю эту премию и журнал «Театрал» в особенности. Я всегда относилась к нему с большим уважением. Помню, когда еще училась в 2005 году в Школе-студии МХАТ, у нас в фойе висели обложки журнала «Театрал». И я всегда смотрела на них с теплотой, поэтому участие в церемонии – большая радость и честь для меня.

– Губернский театр и его актеры тоже не раз бывали номинированы на эту премию. Одна из ваших постановок, которую особенно хочется обсудить – «Вишневый сад». Премьера этого спектакля состоялась в 2018 году, когда вам было около 30. И Ваша Раневская, пожалуй, самая молодая из всех, что можно увидеть в наших театрах. Каково это играть роль сильно старше?

– Когда мы ставили спектакль мне было 31. Помню, что в день, когда Сергей Витальевич сказал о своем желании ставить «Вишневый сад», я отнеслась к этому с большим рвением, но его не поняла. Я противостояла его решению дать мне роль Раневской.

Первая моя реакция была: «Сергей Витальевич, ну какая я Раневская, вы издеваетесь?» У меня тоже была ассоциация, что это должна быть такая престарелая бабушка, которая вспоминает о своем прошлом. По психотипу своему я ближе к Варе. И я Варю очень чувствовала, я просила эту роль. Но Сергей Витальевич решил иначе. Я ему за это благодарна, ведь его задача всегда особая: он понимает то, что тебе понятно и легко и направляет тебя в совершенно другую сторону, позволяет развиваться. Тогда он дал мне роль Раневской. И ведь в той трактовке, которую выбрали мы, героиня порочна. Я не могла не повторять, что она возрастная. Я говорила: «Сергей Витальевич, дайте мне поиграть героинь-ровесниц, я к возрастам еще приду!» На что он мне ответил: «А теперь внимательно перечитай Антона Павловича». И, действительно, у Чехова Раневская молодая – ей 37 лет. И, кажется, уже по-другому звучат ее слова и вообще иначе видится ее боль по отношению к ее любовнику, который сбежал, изменил, обобрал. То есть она еще кипит страстями. Понятно, что эта роль мировая, и поэтому ее давали играть примам, которые были уже намного старше. И понятно, что сам Чехов писал это для Ольги Книппер, которая тоже априори старше. Но героиня в пьесе молода. И ты понимаешь, что она еще готова любить, она хочет любить, она способна любить, но у нее есть внутреннее убеждение, что она ниже любви, она пробовала покончить с собой, она суицидальная, она изломанная. По мне, так вот в этом и нашелся ключик в репетициях, в ее надломленности и отчаянии.

– Так какая Раневская для вас?

– Раневская – тот тип людей, который идет туда, где ему будет больно, потому что вот это вот самоистязание, оно первостепенно внутри. На самом деле, они могли бы получиться прекрасной парой с Лопахиным, но он слишком правильный. Он готов ее беречь, он готов не разрушать ее, но она сама не умеет по-другому, она не может не быть жертвой. Ее не может не терзать чувство вины. Поэтому она обращается к Богу, говорит: «Господи, не наказывай меня больше, прости мне грехи мои». Ведь Любовь Андреевна живет от наказания к наказанию. И на самом деле не понимает того, что она сама ищет эти наказания. Ведь это ее способ мышления. Она не может жить уже без этого, если современным языком говорить, без этого сумасшедшего количества кортизола.

Я вообще пришла к выводу, что чем старше я становлюсь, тем больше я стараюсь прорабатывать роли, неважно, в театре это или в кино, и стараюсь найти психологическую травму у персонажа, психическое расстройство, чтобы раскрутить потом уже всего персонажа и все его реакции. Я всегда говорю, что нам всем еще расти и расти до драматургии Антона Павловича. Уже восемь лет я играю этот спектакль, но все равно постоянно проваливаюсь во что-то новое, как Алиса в Страну Чудес, нахожу эти смыслы. Чехов как истинный врач «препарирует» своих персонажей, и в этом он, конечно же, абсолютно жесток. Потому что, если обратить внимание на все его произведения, нет ни одной женщины, которая остается счастливой. И неважно, какой путь она выбирает. Будь то Варя, которая готова быть верной, любить, работать, не жалеть себя, или Соня Серебрякова – маленькая, хрупкая, но при этом стойкая девочка. И ведь обе героини – это одна и та же женщина, по факту.

– А какая же тогда Елена Андреевна? В чем ее отличие от Раневской? Обе ищут любви, но по-разному…

– Елена Андреевна и Раневская – это тоже две стороны одной медали. Елена Андреевна, которая сбежала бы, рискнула бы сбежать от своего профессора, она бы превратилась в Раневскую. Но, конечно, Раневская более патологична, чем Елена Андреевна. Неважно, порочная ли ты, трудолюбивая ли ты, кокетливая, лгунья или честная, прямолинейная, ленивая – ты все равно в конце несчастна. И в этом, конечно, для меня магия Антона Павловича. Даже при всем отличии Елены Андреевны от Раневской, все равно все идет к несчастью: она похоронила себя, выбрав путь верности, но абсолютно убив себя, живя с профессором, которого она не любит.

Когда мы репетировали «Дядю Ваню», я предложила Сергею Витальевичу в ее образе отталкиваться не от манипуляции в ее монологах, как это обычно видится, а от искренности. Что если она тот человек, который не врет? Она действительно живет от сердца, но так получилось, она влюбилась когда-то в этого профессора, увлекалась им, как ученым, известным человеком. Я хотела поэтому играть ее, как ни парадоксально, по первому плану, показать, что она действительно такая! Она думала, что сможет полюбить, да, и что она влюблена, вышла замуж… Но, нет. И для меня лично «Дядя Ваня» стал спектаклем про домашнее насилие: своим безверием общество толкает человека на грех. Потому что в этой верности Елены у нее абсолютный комплекс хорошей девочки. Она старается всем угодить, она старается быть для всех послушной, сдерживает свою природу, в нашей трактовке – она похоронила свое женское, и все время пытается «соответствовать». А чем дольше ты свою пружину сжимаешь, тем сильнее она потом выстрелит. И вот случилась близость с Астровым. Она же не просто так говорит: «Пустите, это ужасно». Героиня – чистый человек, с которым особая «хорошесть» сыграла плохую шутку.

Конечно же, если мы говорим про современный мир, то Елене Андреевне надо было уходить и от профессора, и от Астрова: они ее обесценивают как женщину. Надо уходить от обоих! Идти к психологу, обрести свою ценность и идти проживать свою жизнь. И строить карьеру пианистки, которую она похоронила из-за профессора, потому что выбрала служить другому. А любая жертва ведет к боли и к разрушению. И поэтому, когда кто-то появляется в нашей жизни, кто запрещает нам в чем-либо реализовываться, и мы выбираем служение другому человеку, сама жизнь так нас поставит, что в итоге самая большая боль к нам придёт именно от этого человека. Потому что мы все учителя друг друга. Мы пришли сюда делать этот мир лучше, чище. У Бога нет рук, кроме наших. Развиваясь сами, мы развиваем и планету, как бы альтруистически это ни звучало. И ее ошибка была в том, что она ушла служить другому, забыв развиваться сама.

– А не хотелось бы завершить чеховский триптих? Увидим вас в роли Аркадиной?

– Сергей Витальевич делал в прошлом году заявку на «Чайку». И он будет ее ставить. Но сам мне сказал, что для меня это уже перебор. И я согласна с ним. Я очень люблю Антона Павловича Чехова, но я понимаю, что мне нужны и другие авторы. Потому что чисто ассоциативно может случиться так, что у меня они вдруг соединятся все в одну женщину. И это нехорошо для моей актерской эволюции. Сейчас мне вообще необходимо что-то легкое, комедийное. Прошу кинуть меня в новое. Ведь все мои спектакли в Губернском театре – достаточно тяжелые: «Сирано де Бержерак», «Нашла коса на камень», Чехов…

Изначально, когда я училась в Школе-студии на курсе Константина Аркадьевича Райкина, великий мой мастер курса всегда говорил, что я характерная. И у него вообще все студентки были острохарактерные и немножко походили на амплуа героинь. И уже потом, когда я окончила институт, когда начала сниматься в кино, все вдруг решили, что я – героиня. Но на самом деле я острохарактерная артистка, и мне очень хочется свою природу снова разбудить.

– А есть ли у вас театральная роль мечты?

– Честно скажу, что нет. Это больше про юношеские желания. Мне важна команда, с кем я это делаю и про что я это делаю. Я просто учусь и шучу, играю и исследую природу, в первую очередь свою, через роли. Мне важна глубина. Это, наверное, мой эгоцентризм, но мне всегда необходимо верить, что, играя спектакли, мы этим вечером кому-то улучшили или немножко изменили мировоззрение и изменили жизнь. Это ценнее, чем то, в чем я выйду, в каком гриме, в каком костюме, с какой походкой. Это уже следствие, но смысл профессии чуть-чуть другой.

– В Губернском театре вы служите уже 11 лет. Что изменилось за это время? Как оцениваете свой рост как театральная актриса?

– Всё – благодаря Сергею Витальевичу. Он очень многое мне дает, очень многому меня учит. Особенно я обожаю с ним выходить на сцену. Потому что у нас практическая профессия. Когда ты видишь, как работает он, как он импровизирует, как он взаимодействует с партнерами, с предметами – ты автоматически начинаешь считывать это и перенимать. Я вообще везучая! Я и с Константином Аркадьевичем Райкиным выходила на сцену, еще будучи студенткой. Теперь я с Сергеем Витальевичем выхожу. И это, конечно, большой кайф и самая большая точка роста. Я не могу судить, как я изменилась, потому что, мне кажется, это могут оценивать только другие люди, сторонние. Я просто очень люблю наш театр. Я вообще считаю, что артист без театра не может существовать. Потому что ты не можешь развиваться в кино. В кино ты должен прийти и успеть выдать весь результат. А нарабатывать опыт, как в мастерской, ты можешь только в театре. Но важно с кем. Если рядом с тобой мастера такие, как Безруков, если ты учишься и обогащаешься как личность, то тогда, конечно, найдется точка роста.

– Сергей Безруков стал для вас наставником? Как вы увидели в нем своего режиссера, за которым хочется идти?

– Он мой авторитет и бесконечно уважаемый, мой любимый художественный руководитель. Его мнение для меня очень ценно. Он пригласил нас с Антоном Хабаровым в труппу, когда выпускал спектакль «Нашла коса на камень» по мотивам «Бешеных денег» и «Бесприданницы» Островского. И это было большое счастье с ним поработать и как с актером, и как с режиссером. Он же невероятно харизматичный и всегда знает, чего хочет. Это фантастика! И при этом он слышит тебя, откликается на твои предложения. Это очень круто, когда человек тебя направляет, помогает приблизиться к персонажу. Поэтому Сергей Витальевич Безруков для меня, конечно, в первую очередь режиссер-педагог. За ним невозможно не идти. Я, можно сказать, его фанатка.

– Одна из самых примечательных вещей в вашем театре – коллеги словно настоящее комьюнити. Нередко можно заметить, как артисты вместе попадают в одни проекты не только на сцене, но и на экране. Кажется, что единый образ труппы сохраняется и вне театра. Как так получилось?

– Это так круто, на самом деле, потому что мы же «сработанные»! Мы работали с Антоном Хабаровым, снимались с Сергеем Витальевичем. И на таких съемках я всегда знаю, что мы можем помочь, можем поддержать, мы все понимаем, верим друг в друга, радуемся успехам друг друга, мы гордимся друг другом! Это так круто! И, конечно, это словно вы уехали вдруг на отдых далеко-далеко, и вдруг случайно на прогулке встречаете кого-то из семьи. Ну, конечно, это же счастье.

– В вашей кинокарьере огромное количество работ. Как удается все успевать?

– Иногда мне кажется, что я ничего не успеваю. Но когда ты занимаешься тем, что ты любишь, то не работаешь ни дня. Просто я не могу по-другому, я не могу без движения. Если сравнивать меня с водой, то, как только я застаиваюсь, я начинаю цвести. Морально, психологически. Я не могу без этого движения. Может быть, это сложилось благодаря Константину Аркадьевичу Райкину. Мы привыкли с первого курса быть в сумасшедшем графике. То есть в 16 лет, я помню, звонила домой маме и говорила, что не справлюсь, не смогу. Мы существовали просто безостановочно, не знали, что такое отдых. Алла Михайловна Сигалова, постоянные репетиции Стравинского, выпуск, начавшийся уже на втором курсе... Тогда я и привыкла. Я не могу иначе! С 16 лет нахожусь в этом ритме. Однажды я осознанно сделала паузу на семь месяцев, чтобы просто поисследовать себя и научиться проживать саму жизнь. Мне стало в тот момент не хватать ресурса, и я поняла, что я все-таки очень люблю свою профессию. И если мне интересно, то я не устаю.

– На какие предложения вы обращаете внимание в первую очередь? Зависит ли ваш выбор проектов от режиссеров, сценаристов, идей?

– Я вообще верю, что к нам никогда ничего просто так не приходит. Может быть, в этом ключ для меня, как для человека. Ведь можно просто прочитав сценарий, что-то про себя понять. Я все время исследую себя, окружение и через профессию, и через жизнь, естественно. И поэтому для меня очень важны режиссеры, операторы, важны партнеры. Если мы говорим про кино, то снaчала и сценарий может быть сыроват, но вступая на съемочный путь с хорошей командой, вы все переделываете, и получается прекрасно. А может быть фантастически выверенный текст, но у команды нет творческого слияния с режиссером… Он сам может быть хоть мэтром, а ничего не получится! Для меня вообще самое важное – это окружение. А всё остальное – это «игры, в которые играют люди», как сказал Эрик Бёрн.

– Кажется, что одно из самых частных жанровых направлений в вашей фильмографии – исторические драмы. Что для вас интереснее – погружаться в другие эпохи или раскрывать современность?

– Знаете, как бывает? Природа так устроена – на другом берегу трава зеленее. Я снимаюсь в одном историческом кино, затем в другом историческом. И так вдруг хочется какой-нибудь современности, новой жизни, интересной, захватывающей! А потом начинаю в современных скучать по истории, по 1960-м… Все же есть мечта еще окунуться на площадке в XVII–XVIII век. Я еще не играла ни разу в давних эпохах. Мне это очень интересно. И это тоже точка моего развития!

Сейчас у нас в работе и современные реалии, и история. 16 декабря прошла премьера фильма Марка Горобца «Братья», где я впервые поработала с Филиппом Бедросовичем Киркоровым и с Денисом Дороховым. Они такие прекрасные! Это было очень интересно, потому что это другой опыт и для них, и для меня. Нетрудно заметить было их упорство и трудолюбие. Вообще считаю, что успех никогда не приходит просто так. Если просто повезло, то сразу соскочишь с дистанции. Подержишься месяц, два, три, а потом ты свалишься. А чтобы все время находиться на определенном уровне в профессии, ты все время должен двигаться вперед, все время эволюционировать и развиваться. И они, конечно, трудяги невероятные.

Еще снимаем картину «Герой». Это фильм, основанный на реальных событиях о Герое Советского Союза Иване Рослом. Его внучка снимает о нем кино! Фантастическое кино, настоящая семейная история. Это так здорово, когда ты прославляешь свой род, отдаешь дань памяти. На съемках поняла, что соскучилась по исторической теме, хотела вернуться в 1950-е!

– Теперь прибавилась еще и новая работа на телевидении! Как вы восприняли предложение стать ведущей программы «Жди меня»?

– С большим уважением, радостью и страхом, скажу честно, потому что я понимала, что это нечто новое для меня. И мой организм вначале находится в жутчайшем стрессе, ведь я его вытаскивала из зоны комфорта. Да, есть технические моменты, которые я только начинаю осваивать: например, я никогда еще не работала с «ухом», я учусь. Но, вы знаете, для меня это в первую очередь работа не для актерской реализации. Это точка роста для меня как человека. Потому что, когда ты осознаешь, что герои программы – это все живые люди, со своей болью, со своими надеждами, со своей любовью, ты понимаешь, где ты находишься в эту секунду, здесь и сейчас. Я не могу передать эти ощущения. Это какая-то магия. Вот мой соведущий Саша Лазарев сказал, что у людей жизнь делится на до «Жди меня» и после. И я понимаю, о чем он говорит.

У этой программы фантастические волонтеры, вообще вся команда. Я ими любуюсь! Они в этом живут 24 часа в сутки, они ездят по городам, ищут людей, соединяют семьи, поднимают архивы. Речь уже не про профессию, это стало их предназначением. И вот ты видишь: мама 10 лет искала сына, сын был уверен, что его просто бросили. Он узнает правду и понимает, что он не брошен, а что так сложились жизненные обстоятельства, и родной человек все эти годы его ищет! И когда они наконец соединяются и обнимаются, ты словно слышишь взмах крыла ангела, понимаете? Словно бы время остановилось. Как будто бы наше человечество, как бы пафосно это ни звучало, заслужило еще пожить здесь, на этой земле. И это магия, конечно.

– Кажется, главный источник вашего вдохновения – это окружающие люди. Что еще помогает вам зарядиться и настраивает на творчество?

– Всегда вдохновляют новые впечатления, новые эмоции. Для меня актерство – это не профессия, а способ мышления. Поэтому я легко настраиваюсь на любые занятия, вхожу в это слияние. Все банально на самом деле: вдохновляет искусство в любой форме, новые хобби, общение с родными, просмотр спектаклей коллег, йога, фильмы, музыка, танцы… Еще я очень люблю море. Могу сидеть у моря часами и с ним говорить.

Но самый главный мой ресурс – это чтение книг. Я очень люблю книги. Бывает так, особенно в зимний период, что мне необходимо закрыться, уйти в этот литературный мир, восполнить себя новыми мыслями, новыми впечатлениями. Если мне нужно отдохнуть, то я выбираю Жоэля Диккера. Обожаю книги Эриха Марии Ремарка. Самое моё любимое произведение – «Жизнь взаймы». Люблю читать биографии: в один момент меня вдохновила Лилиана Лунгина и ее «Подстрочник», а не - давно перечитала по рекомендации Антона Хабарова воспоминания Ростоцкого и поразилась, эта книга стала одной из моих любимых.

– Вы говорили не раз, что вы консерватор. А как это проявляется в работе?

– Мой консерватизм строится на том, что я никогда не пойду туда, где не вижу идеи. Где я не вижу нечто большее, чем просто буквы в пьесе. Тот присущий мне альтруизм (возможно, кто-то скажет, что это мой эгоизм, эгоцентризм, и я не спорю), он дает набор качеств максималиста или перфекциониста. Мне нужно хоть немного верить в то, что я меняю этот мир. В этом заложен огромный ресурс и потенциал, и я начинаю загораться и светиться как батарейка, когда я верю в то, что делаю.

Я пыталась дважды работать в антрепризе, в другой форме. Это такой опыт зарабатывания денег для артистов, ведь настоящий театр – не для заработка. Оба раза я уходила с первых читок, потому что увидела, что тот литературный материал изнасиловал бы меня морально и заставил деградировать. А мне моя эволюция, мое актерское развитие намного важнее тех благ, которые мне могут дать за антрепризный материал.

Я любительница побороться с системами. Особенно злюсь, когда мне доказывают, что зритель не поймет, что зрителю и так понравится! Это большая проблема в нашей индустрии, не только в театральной, но, в первую очередь, в кино. Каждый раз хочется задать коллегам вопрос: «Почему вы думаете, что если вы держите в руках сценарий, то вы умнее людей, для которых вы снимаете это кино?». Это же мания величия. Это неправда. Театр для меня честен и бескомпромиссен. В этом мой консерватизм. Актер сразу понимает материал, а режиссёр сразу понимает, готовы ли артисты за ним идти или нет. Зритель согласился подарить вам три часа своей жизни, своей неповторимой жизни, и в этом наша ответственность. Мы должны соответствовать его дару.

– Какие творческие планы на ближайшее время?

– Сейчас мы работаем над тем, чтобы в 2026 году представить с Владимиром Моташневым новый спектакль. Там я отправлюсь в новое плавание, совершенно для себя неизведанное, и буду очень стараться, чтобы все получилось. С Володей мне очень интересно работать, я загорелась идеей! Знаю, что к этой постановке понадобится очень хорошая физическая подготовка. Пока не могу раскрыть детали, но понятно, что за все годы работы это будет первый мой спектакль в Губернском театре, который выпустит не Сергей Витальевич Безруков. С премьеры «Дяди Вани» уже прошло три года, но я не могу слишком частить. После выпуска мне нужно пожить, поработать в кино, попутешествовать. Потом я понимаю, что всё, у меня воздух закончился, мне нужно чему-то новому научиться! И тогда я снова бегу в театр.