Алла Шевелева, Театральная Афиша, №2, февраль 2017
Хорошо знакомый зрителям по телевизионным проектам и кинофильмам актер Антон Хабаров всегда создает на театральной сцене сложные, противоречивые образы. В новом сезоне в Московском Губернском театре он сыграл неожиданного Кречинского в постановке Гульнары Галавинской «Свадьба Кречинского». Заглавный герой в интерпретации Хабарова – настоящий оборотень, разрушающий жизни окружающих с обольстительной улыбкой на лице. Актер с удовольствием жонглирует масками, которые меняет на ходу его Кречинский: от обаятельного авантюриста – к подлецу, от пылкого влюбленного – к убегающему от правосудия трусу.
– Несмотря на внешнее сходство с Остапом Бендером, Дон Жуаном и Чичиковым, Михаил Васильевич Кречинский в русской культуре занимает свое, отдельное место. На что вы опирались, создавая своего героя?
– Товстоногов говорил, что главная проблема в театре – это получувства. Работая над материалом, мы старались найти наиболее конкретные и точные формулировки. Мы все обостряли до крайности, потому и ритм у спектакля получился быстрый, и смысл его внятен.
Я специально изучил все постановки «Свадьбы Кречинского», которые идут в России, даже нашел пластинку с записью спектакля, где эту роль играл Михаил Боярский. Что-то себе присвоил, от чего-то отказался.
– Что у кого позаимствовали, признавайтесь?
– Легкость – от Кречинского Виталия Соломина, размытую границу между ложью и правдой – у Ричарда III Константина Райкина, когда ты не знаешь, врет его герой или говорит правду. Гульнара Галавинская долго и подробно разбирала со мной каждую сцену, каждый переход. На сцене как в спорте. Я, например, обожаю хоккей и знаю, что тренер после матча всегда разбирает каждый эпизод игры противника. Без этого нет профессии. Чего бояться? Моих предшественников переиграть вообще очень сложно.
– С чем были не согласны в чужих трактовках?
– Я обратил внимание, что ни в одной из постановок «Свадьбы Кречинского» не была решена ключевая сцена второго акта, в которой раскрывается истинная сущность Кречинского. Мы долго думали, много вариантов перепробовали, но в конечном счете найти нужную атмосферу и действие для этой сцены помог знаменитый режиссерский разбор Мейерхольда. Второй акт у него начинался со страшного крика: на сцену вбегал Кречинский с револьвером, он только что видел во сне кошмар. Кречинского осаждают кредиторы, он готов застрелиться. Кроме того, у Мейерхольда Кречинский был главарем банды, и, когда его арестовывали, вместе с ним «брали» всех.
После того как мы поняли, какой должна быть эта сцена, все пазлы роли для меня сошлись, ведь в театре главное ? это контраст. Страшно, когда из игрока, светского льва, Кречинский на глазах зрителей превращается в жлоба.
Нам хотелось, чтобы тема денег прозвучала в нашем спектакле мощнее. Кречинский весь в долгах, ему нечем платить, от безысходности он сходит с ума в прямом смысле слова. Эта сцена написана драматургом, но никто нигде ее не играл.
– Кажется, вы впервые сыграли Кречинского, который по-настоящему боится кредитора.
– А кто такой кредитор? Это тот же коллектор. Он пришел выбивать карточный долг. Здесь все очень жестко, без бантиков, рюшечек и красивых поз. Всегда находится человек, у которого больше власти. И в нашем спектакле этот человек запихивает Кречинскому в глотку бутылку, бьет его, угрожает. А еще нам было важно подчеркнуть, что Кречинский – игрок. Я специально изучал карточный мир, посмотрел много материалов на эту тему. Это особая категория людей, живущих по своим законам. Например, за карточный долг и сегодня убивают. И это не шутки.
Во время репетиций мы уходили от театральной условности, стараясь обосновать поведение героев в каждой сцене и все их решения. Например, в первом акте нашего спектакля Кречинский дарит Лидочке рояль, дарит самого себя, играет ей Шопена (сложнейший «Ноктюрн № 6» из репертуара Мацуева, который я репетировал четыре месяца). Кречинский как будто делает ставку, рассчитывая на более крупный выигрыш, использует весь свой арсенал, чтобы пустить пыль в глаза, ведь таким состоянием, как у Муромского, в те времена обладал только 1% населения России (я узнал об этом из книги «Картины прошедшей жизни»). Надо понимать, что Муромский ? человек не просто состоятельный, но и неглупый, и для того, чтобы обмануть его, нужно потрудиться. Почему Муромский дал согласие отдать свою дочь за авантюриста? Потому что пришел блестящий молодой человек, светский, обходительный и образованный.
– То, что Кречинский в вашем спектакле молод, принципиальное решение?
– По пьесе ему 35, просто в России сложилась традиция играть Кречинского на склоне лет. Все-таки это материал для молодого человека, потому что другая энергия, другие ритмы.
– И другой азарт.
– И азарт. В первой редакции Кречинский кончал жизнь самоубийством, но цензоры порекомендовали Сухово-Кобылину отказаться от такой трактовки. По мне, так Кречинский должен был застрелиться.
– В спектакле Губернского театра он сбегает из страны с французским паспортом.
– Мне кажется, это решение максимально точно перекликается с сегодняшним днем, хотя пьесу можно трактовать по-разному.
– В вашей постановке очень важна ее структура. «Свадьба Кречинского» больше похожа на плутовской роман, в котором зритель симпатизирует мошеннику Кречинскому и ждет, когда же он облапошит провинциальных простофиль. Соединив «Свадьбу Кречинского» с «Делом», вы полностью поменяли акценты.
– Абсолютно верно. Именно второй акт дает нам намек на то, как будут развиваться события трилогии. Из-за Кречинского погиб Муромский и разорилась вся семья. Это страшный человек. Мне бы хотелось, чтобы наш спектакль стал такой «прививкой от зла», потому что оно в наше время часто выглядит очень изящно. Оно так мутировало, что сегодня за человеком, прикрывающимся громкими словами, трудно разглядеть негодяя.
– Перед побегом ваш Кречинский пишет в «Фейсбуке» пост, стараясь предупредить Муромского. Этот поступок, по-вашему, оправдывает героя?
– Безусловно, в душе Кречинского произошел некий переворот. Но что такое – написать письмо «дай взятку и не погибнешь»? По большому счету это не подвиг. Он просто поделился своим опытом. Мне кажется, Кречинский не столько помогает Муромскому, сколько мстит судебной системе, с которой столкнулся. Честно говоря, я еще не до конца со всем разобрался. Впереди большая работа.
– Хотите сказать, что работа над образом Кречинского еще не закончена?
– Конечно. Признаюсь вам, я мечтаю, чтобы во втором действии мой герой вызывал отвращение. Для меня комплимент, если мне говорят после спектакля: «От твоего героя идет энергия зла и жестокости. Это неприятно». Значит, в правильном направлении иду. В идеале у зрителей должно возникать ощущение, что они подсматривают в замочную скважину. Только тогда я нахожусь с ними в контакте: они не сидят, развалившись в кресле, а вместе со мной участвуют в спектакле, и в зале стоит гробовая тишина.