Сергей Безруков: «Что полезного ты сделал для зрителя?»

Валерия Волкова, Ревизор.ru, 2.10.2016.

Об ответственности художника и энергозатратах актера, об интерпретации классики и поиске современных драматургов читайте в интервью с худруком Московского Губернского театра Сергеем Безруковым


Фото Анны Коонен

Сергей Витальевич, сбор труппы Губернского театра был проведен в форме капустника. Это наследие «Табакерки»?

Нет, такие капустники мы не устраивали на сборе труппы в «Табакерке». Олег Павлович – сам как театр, когда он выходил, из любого сбора труппы, из любого собрания делал спектакль. Олег Павлович в этом смысле просто гениальный артист. Я капустники делал в театре. Сначала, по-моему, к 15-летию театра делал «Музей восковых фигур», потом к 20-летию – «Похождения бравого солдата Лелика». Капустник – это хороший жанр. Он будит фантазию, дает возможность роскошной импровизации, когда тебя «несет», и шутки рождаются сиюминутно. Это прекрасно.

Последнее время многие театры ставят капустники в репертуар...

Такое тоже есть. В прошлом году к 8 Марта наши ребята сделали замечательный капустник для милых дам Губернского театра. «Что? Где? Когда? Кому?» Очень симпатично написали, вышла интересная импровизация, и я предложил директору сделать из этого материала спектакль. Получилось очень азартно и смело. Думаю, что пора включать капустники в репертуар.


Фото Анны Коонен

В последнее время все чаще актеры становятся руководителями театров. Вы, Апексимова, Меньшиков, Гришаева, Миронов, Гришечкин. Почему?

Возможно, нехватка кадров. А может быть, потому, что артист точно театр любит. Конечно же, помимо любви к театру нужно быть еще организатором и руководителем. Мне проще, потому что я еще и режиссер. Я организовываю пространство вокруг себя. Важно, когда ты являешься лидером для коллектива. Ты как тренер, который сам играет. Когда ты играешь спектакль на износ, и актеры видят, насколько ты в форме как артист, – они к тебе тянутся. Я еще работаю как педагог. Это очень важно для хорошей команды, когда мы все вместе делаем общее дело.

Один крупный режиссер несколько дней назад сказал: «Меня не интересует современная драматургия, потому что она очень плоская». У вас в афише есть и современная драматургия, и классика. Каковы лично ваши предпочтения?

Не соглашусь, что у современных драматургов нет глубоких пьес и образов. Когда мы ставим классику, мы изначально себя страхуем: есть состоявшийся автор, и он, автор, за себя постоит. Тут главное – не навредить и не испортить произведение. Часто берут классику и делают из нее такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Чем хороша классика? Тем, что это изначально драматургия, которой ты доверяешь, в которой все заложено.

Про Вампилова сразу было понятно, что его пьесы на все времена. А можно ли выделить кого-то из молодых драматургов? Сейчас очень много современных авторов, постоянно устраиваются читки, лаборатории. Если ли от них результат?

Мы тоже этим занимаемся: у нас скоро пройдет международный конкурс-лаборатория для драматургов и режиссеров «Накануне. 1916-2016». Мы тоже ищем, и нам очень важно найти современного драматурга, которому мы могли бы доверять. Скажем, пьеса Ярославы Пулинович «Бесконечный апрель» нам подошла. Пронзительная история – это то, что нам очень пригодилось в театре, поскольку мы выступаем за человеческий театр, театр для людей. Живые истории, которые будут затрагивать душу каждого. Нам очень важно зацепить, важно поработать со зрителем. Поэтому – ищем!

Интерпретация и искажение в постановке классики – это попытка понять или попытка самовыражения, на ваш взгляд?

Не берусь судить, потому что я тоже художник, и считаю, что художник может все. Я встану на его защиту. Художник должен иметь право на самовыражение, и, если мы начнем запрещать… Тут дело в зрителе. Если неприятно – не смотри. В результате, если публике не будет нравиться, то автор будет самовыражаться при пустом зале. Все очень просто. Если начнем запрещать – а все мы знаем, что запретный плод сладок, – это приведет к плачевным результатам. Потому что возникнут люди, которые в этих запретах будут преследовать собственные идеи, и за этими запретами пойдет запрет следующего и так далее. Помните, как был непонятен Тарковский? Худсовет дал фильму «Зеркало» третью категорию, посчитав, что этот фильм – ни для кого. А мы сейчас гордимся, что Тарковский связывает нас с мировым кинематографом. Потому что там, на Западе, не знают никого из наших великих режиссеров, кроме Тарковского. Поэтому сложно говорить о художнике…

Но у художника должны быть внутренние рамки?

Художник должен нести собственную ответственность за то, что он делает, и должен понимать, для чего он это делает. Если все делается, чтобы просто самовыразиться, для собственного пиара, чтобы о тебе говорили, тогда это безнравственная позиция. Художник живет для того, чтобы говорить со зрителем о наболевшем, о том, что волнует. Это может быть совершенно неожиданная, кричащая, скандальная форма, но меня это волнует, меня цепляет, для меня это проблема, и я очень хочу, чтобы вы об этом со мной поговорили. Вам неприятно, вы не принимаете это категорически, но меня это волнует.

Искусство нужно делать честно. Даже если тебя не принимают, зато ты честен. Если ты оппозиционер, и действительно так думаешь, тогда – вперед! Да, тебя могут закрыть. Да, тебя могут возненавидеть. Да, тебе не дадут следующую работу, но ты искренен.


Фото Анны Коонен

Губернский театр, единственный из не московских, не питерских, не академических театров, который принимает участие в программе «Большие гастроли».

Спасибо, что нас заметили и нам доверились. Это определенная планка, и, вероятно, нам удалось доказать, что мы имеем право участвовать в этой программе. Вот и все. Тут просто нужно слушать отзывы людей там, где мы были. В Ханты-Мансийске после «Маугли» взрослые говорили, что никогда в жизни не видели таких детских спектаклей. Никогда! Они были настолько очарованы. У нас первый спектакль шел 1 сентября, да еще и в дневное время, – набралось две трети зала, было обидно. Но на следующем спектакле уже яблоку негде было упасть, зал был забит битком. Просто люди друг другу передавали: «Идите и смотрите, это надо видеть! Когда еще к нам приедет такой спектакль, такого уровня».

Мы отвечаем за то, что мы делаем. Артистов я так воспитываю, чтобы они всегда работали на износ, на все тысячу процентов, чтобы, выходя на сцену, тратились, чтобы это было событием для тех, кто приходит на спектакль. Потому что театров много гастролирует, а так, чтобы запомниться…

По программе «Большие гастроли» ездят в основном большие театры. Они работают только на крупных и хорошо оснащенных региональных сценах, но они не могут приехать на более мелкие площадки. А вы можете?

У нас есть спектакли и для малой, и для большой сцены. Если мы выезжаем на гастроли, то у нас нет таких проблем. У нас спектакли малой формы, которые мы можем играть и на 400, и на 500 мест. «Веселый солдат» именно так и перешел с малой сцены на большую, потому что был спрос. И спектакль не потерялся.

Чисто по-актерски – это сложно перейти на большую сцену с малой?

Сложно. Тут вопрос энергозатрат. Я говорю своим артистам: переходя на большую сцену, помните, что вас должно быть слышно. Это элементарные вещи. Вы должны заряжать своей энергией людей на галерке. Вас должны чувствовать! Это не означает, что вы должны плюсовать, ни в коем случае. Просто ваши чувства должны быть сильнее, мощнее. То есть это правда, умноженная на суперправду. Чем ты правдивее на сцене, тем лучше твой шепот услышат на задних рядах. Когда ты отдаешься в своей роли на 1000 процентов, то даже твои слезы увидят. Я это знаю – мне приходилось играть в зале на 1500 человек. А «Сирано де Бержерак» я играл в Минске на 2500. Просто надо себя затрачивать.


Фото Анны Коонен

Вернемся к «Большим гастролям» и «Золотой маске». Это две программы, которые позволяют театрам показывать лучшие российские спектакли в регионах. Но они не затрагивают детские постановки.

Ровно год назад я ходил в Министерство культуры РФ, говорил, что детской программы не хватает в регионах, предлагал сделать детское направление. Я предложил сделать отдельно программу гастролей детских спектаклей. Пока честно могу сказать, что – ничего. Пока мы возим детские спектакли сами, то есть я пробиваю свою программу, сам договариваюсь с губернаторами. У нас есть программа «Губернский – детям». По этой программе ездят только детские спектакли: наши «блокбастеры» большой формы «Книга джунглей. Маугли» и «Остров сокровищ» и спектакли малой формы для детей категории 0+. Сейчас мы попробуем покататься с этой программой, а там, надеюсь, увидят, что это полезно, что собираем залы, и к нам подключится федеральная программа. Я понял, что надо пробивать брешь, только так можно сдвинуть это с мертвой точки.

На ваш взгляд, театр должен думать о подрастающем поколении, рассуждать в таких категориях, как просвещение, как патриотизм?

Конечно, другое дело, как это преподносить. Очень не хочется спускаться до советского воспитания, мы это уже проходили. Я говорю артистам, что детские спектакли нужно играть более ответственно, чем взрослые. Оттого сколько энергии вы потратите на сцене, зависит, захочет ли ребенок стать мореплавателем, запомнит ли он, что такое «честное слово джентльмена» из «Острова сокровищ».

У нас в спектакле два Джима Хокинса: один молодой, другой взрослый, который уже стал офицером. Он рассказывает историю, что с ним произошло. И вот финал, где взрослый Джим говорит, что самое главное, что он понял в детстве, – это верность своему слову. Очень важно вкладывать в сознание такие вещи.

Когда выбираешь произведения, то спрашиваешь себя, взрослого человека, что бы ты порекомендовал своим детям? Что бы ты сам вынес с этого спектакля? Важно, чтобы тебя это по-настоящему трогало. Тогда и спектакли будут соответствующие.

Надо постоянно задавать себе вопрос: что полезного ты сделал для зрителя? Я читаю со сцены Есенина, и рад, если после этого молодежь тоже начинает читать его стихи, хотя он больше для старшего поколения. Я знаю огромное количество молодых фанатов Есенина, которые приходят в театр, заполняют залы и даже стадионы, для них Есенин – кумир. Мне приятно, что я открыл для многих великолепные стихи Арсения Тарковского, прочитав их со сцены. Мне потом пишут в социальных сетях: «Были на вашем вечере открыли для себя Тарковского, впечатлений масса, хочется перечитать».

Задача художника – выкладываться полностью, делать все искренне, с полной отдачей. Ты можешь поставить спектакль. А что ты дашь людям этим спектаклем? Кто-то поплачет, кто-то уйдет с ощущением, что любовь существует. Это и есть служение искусству.

Материал на сайте издания