«На Рублёвке & На Новой Риге Life»
Сергей Безруков покажет 13 марта спектакль Антона Павловича Чехова «Дядя Ваня» в Концертном зале «Barvikha Luxury Village». О новой постановке, о дачной жизни и о проблемах юного поколения – в нашем интервью.
— Что нам ждать в «Барвихе» от вашего спектакля?
— Это классика. Ни одного слова я не изменил в пьесе, просто немного сместил акценты, обострил ситуацию, и это проявило новые смыслы. Но при этом глубина чеховская остаётся – может, только добавляется современное звучание.
Я постарался, чтобы наш спектакль не походил на другие постановки по Чехову, нашёл оригинальное решение этой пьесы, поэтому те, кто видел «Дядю Ваню» в других театрах, вне всяких сомнений, у нас не заскучают. У нас – стилизация, но, тем не менее, это не осовременивание Чехова.
Мы не переносим действие в наше время, эпоха остаётся, но персонажи говорят на сегодняшнем языке, при том, что это чеховский текст. Мне кажется, и Елена Андреевна представлена у нас гораздо глубже, чем то, как её обычно представляют. Например, она играет у нас на сцене Чайковского.
Для меня Елена Андреевна – талантливый человек, который отказался от своего будущего ради служения человеку, которого не любит. Это одна из важных тем нашего спектакля: подмена понятия настоящей веры, отношения к вере.
На сцене очень много идолов, например, оклад без иконы – для многих героев пьесы, как оказывается, важен не столько сам Бог, сколько вера, которую символизирует оклад.
Есть маленький портрет сестры Войницкого, Веры Петровны, огромный портрет Серебрякова – это всё символы, это кумиры, которым поклоняются герои спектакля.
— В чём основной лейтмотив вашей постановки?
— У каждого персонажа пьесы много вопросов, и к самим себе, и к окружающим. На мой взгляд, Астров, которого играет Антон Хабаров – это лучший Астров, которого я видел.
Антон, мне кажется, всем конкурентам даёт фору. Он и по возрасту «попадает», и по внутреннему миру. В пьесе есть сцена, когда Астров выпивает, и Соня говорит ему: «Умоляю, не пейте больше. Это так не идёт к вам!».
В нашем спектакле вы действительно увидите, что это ему не идёт. И как это страшно, когда русский человек начинает пить, причём не просто так, а от душевной боли. Вы понимаете, отчего это происходит, но это не идёт этой утончённости Астрова. А причина этой боли обозначена уже в первой сцене, она является отправным, самым важным вектором…
В пьесе очень много смешного, и мы даём нотки трагифарса. Потому что смешное и трагическое всегда рядом. В первой сцене, в диалоге Астрова и няньки, уже звучит вот этот страшный, вечный вопрос Астрова к самому себе: зачем я? Кто я? Что я? Такой гамлетовский вопрос. Кто я и для чего?
Материал на сайте издания