Что может театр предложить сегодняшнему подростку, чем удержать и заставить приходить снова и снова? Похоже, у Губернского театра появился вполне конкретный ответ на этот вопрос. Паруса подняты, мушкеты заряжены – стивенсоновская «Испаньола» прямым курсом идет на «Остров сокровищ», и Сергей Безруков, он же Джон Сильвер, точно знает, что своей цели она достигнет.
– Сергей Витальевич, не припомню, чтобы кто-нибудь за последние лет двадцать отваживался у нас поставить «Остров сокровищ» как драматический спектакль?
– Такой спектакль есть только у нас в Губернском… да еще в Лондонском национальном театре. Но наш, пожалуй, помасштабней будет: больше 50 человек занято. Нам в Петербурге сделали огромную конструкцию-трансформер – шесть с половиной тонн веса – которая превращается то в трактир «Адмирал Бенбоу», то в старый пиратский форт на острове, то в «Испаньолу». Главные пираты, между прочим, у нас за кулисами действуют – наши силачи-монтировщики, которые эту самую «Испаньолу» собирают-разбирают, а могут и угнать…
– Детский спектакль с таким размахом?
– А иначе и затевать все это не стоило. Я вспоминаю себя в детстве: когда шел в театр, очень хотелось праздника. На двух-трех стульях с ковриком устраивать праздник достаточно проблематично. В детские спектакли вообще нужно вкладываться по-взрослому, а если главный зритель подросток – тем более. Юные умы настроены весьма критично. Они многое вдели в кино, они на «ты» с компьютерными играми. «Взять» их можно только той атмосферой подлинности, которой и славился всегда русский театр, следовавший в лучших своих появлениях бессмертному пушкинскому «над вымыслом слезою обольюсь». Мы на два состава сшили 93 костюма абсолютно в духе эпохи. Специально поднимали старинные картины и гравюры, чтобы все камзолы-рубашки-шляпы были точь-в-точь как настоящие.
– Сейчас вы скажете, что и оружие у вас настоящее.
– Мушкеты, пистолеты и сабли мы тоже специально для постановки заказывали. В Новосибирске есть специалисты по реконструкции исторического оружия, которые смогли адаптировать его для сцены. Так что стреляем мы из настоящего оружия, правда… заряды холостые. И сценические бои ставили по всем правилам. Идентичность эпохе – это очень важно для любого зрителя: он понимает, что с ним не заигрывают, а играют по-честному.
– Не секрет, что сегодня актеры сложный грим не любят: раньше искали для своих персонажей всякие накладки, толщинки, лицо по часу себе рисовали, а сегодня прибегают в театр за полчаса до начала, только чтобы успеть переодеться. А тут у каждого пирата в буквальном смысле – свое лицо.
– Наши актеры не прибегают в театр за полчаса до начала только потому, что… просто из него не уходят. Ну, а если серьезно, то к пяти все уже в театре: сделать такой грим тяп-ляп за пять минут действительно не получится. Все пираты у нас типажные, непохожие друг на друга, с теми самыми толщинками-накладками, и артистам это нравится, они купаются в своих ролях.
– И вы, кажется, больше всех. Джона Сильвера по традиции считают эдаким воплощением абсолютного зла, но вы с такой трактовкой явно не согласны.
– Играть его в одну краску, на мой взгляд, неправильно. Да, Сильвер страшен, иначе лихие его товарищи не стали бы ему подчиняться. Но в отличие от них, на суше он ведет вполне добропорядочную жизнь: держит трактир, платит налоги. И за сокровищами он отправляется потому, что богатство позволит ему вести жизнь «настоящего джентльмена». В нем, как ни странно, не угасла искра благородства: он отпускает Джима, когда понимает, что не нашедшие сокровищ пираты убьют их обоих: «Я скажу тебе как повар – пахнет жареным! Уходи!» Сильвер уговаривает мальчишку забыть «слово джентльмена», которое тот ему дал – для него эта клятва не пустой звук, как для остальных. И когда Джим отказывается его оставить, Сильвер, похоже, удивляется сам себе: «Еще немного и я поверю, что в этом мире еще существует благородство».
– Сильвер видит в Джиме прежнего себя?
– Конечно! Он тоже когда-то был молод, тоже любил приключения. И в море он скорее всего отправился, как и Джим, из того же юношеского желания проверить себя на прочность. Он стал тем, кем стал. Но, возможно, это не только его вина. И ему не все равно, кем станет Джим. Сильвер не очень-то и рад всей это затее с поиском сокровищ, но нищей старости он боится едва ли не больше, чем виселицы.
– Зачем вам сразу два Джима понадобилось – маленький и большой?
– Это не нам понадобилось, это у Стивенсона так: повзрослевший, ставший капитаном Джим рассказывает о том, как он в детстве отправился на поиски золота Флинта. Мы просто воспользовались этим ходом для того, чтобы показать, как мальчишка превращается в мужчину. Мой учитель Олег Павлович Табаков всегда нам говорил: результат на сцене играть не надо. Результат есть результат, самое важное на сцене – процесс.
– А не утратило ли разнежившееся человечество секрет воспитания настоящих мужчин?
– Не утратило. Но, к сожалению, почти перестало им пользоваться. В том числе и потому, что реже стало открывать нужные книги. Собственно, никакого секрета ведь нет: мужчина должен уметь принимать решения и отвечать за свои поступки. Джим в конце плавания, когда цель достигнута, золото найдено и осталось только загрузить его в трюм «Испаньолы», принимает самое главное, самое взрослое решение. Только не спрашивайте, какое: путь зрители все увидят сами. Скажу только одно – у сегодняшних мальчишек должны быть перед глазами примеры благородства. Им этого очень не хватает.
– Два поколения детей – 90-х и 2000-х – выросли практически без детского театра. Есть надежда, что хотя бы для тех, кому сегодня от пяти до десяти, театр станет достойной альтернативой кинематографу и компьютерным развлечениям?
– Надежда есть. Станет ли она реальностью, зависит от нас всех – и тех, кто делает театр, и тех, кто в него приводит своих детей. Если не верить в то, что это возможно, театром для детей вообще заниматься не стоит. А мы занимаемся. И не напрасно. В кино сегодня дети уже не плачут, они понимают – там все «понарошку». А в театре – все живое и настоящее.
– Похоже, вы таким ответственным подходом к детским спектаклям создаете своего будущего зрителя, чтобы ваш театр в какой-нибудь отнюдь не прекрасный день не сочли «неэффективным» и не реформировали за недостаточную заполняемость зала, как это у нас сейчас принято.
– Театр должен думать не только о том, кто приходит в него сегодня, но и о том, кто будет приходить завтра. Конечно, любовь к театру может неожиданно проснуться у человека в любом возрасте. Но мне кажется, что учить понимать и любить театр нужно с детства. И чем раньше, тем лучше. Ребенок открыт миру и постигает его в игре, а игра ведь и составляет душу театра.